У всех на первое сентября были разной степени помятости, но лакированные туфельцы, сверкающие на утреннем осеннем солнце. Дети веселились, смеялись, сравнивали свою обувку и даже кое-где задорно отстукивали чечетку, пока классный руководитель решал с родителями организационные вопросы. Лишь один пухлолицый ребеночек с развалившимся букетом потрепанных ромашек стоял у батареи спиной к коридору, силился спрятать носки своей ветхой обувки под оную и с нескрываемой тоской смотрел на зарядивший по улице ливень. Смачный пинок прилетел сзади. Ребеночек испугался, обернулся, испугался еще больше. Прямо перед ним с надрывом выстроилось детей пятнадцать: ехидно посмехивающие, уверенные в собственной исключительности, они всем своим видом давали понять, что презирают пухлолицего вместе с его исключительной бедностью. Еще один смачный пинок от заводилы, по антропометрическим параметрам смахивающего минимум на семиклассника, брезгливо брошенная фраза «Гуляй, рванина», да дружный смех всей шайки-лейки. Ребеночек, поправив прохудившийся ранец, торопливо пошел по пустынному коридору, судорожно оборачиваясь в нежелании получить еще один неожиданный удар. Шел пухлолицый, чуть волоча правую ногу, по которой дважды пришелся удар. Нитка развязавшегося шнурка волочилась следом, собирая на себе клочки серой пыли. 

Ты всегда хотел мирной жизни, мечтая однажды выстроить свой дом, завести семью и непременно лежать под липой в окружении самых близких людей, щурясь на игривое солнце и гладя по головке маленькую дочку. Сызмальства, можно сказать, мечтал и воображал, строя домики из диванных подушек и укладывая на пару с сестрой куклу без левой руки в картонную коробку, выстланную газетами за 1925 год. Пробежало десять лет, у тебя появилась девушка, умница да красавица, и вы мечтали уже вместе, не сбиваясь в быт и невзгоды предвоенной жизни. А потом девушку нужно было защищать, как и всю свою страну, и ты защищать пошел, вопреки всем уговорам и взываниям к логике и светлому уму. Бесполезно - честь дороже жизни. И ты воевал, ожесточенно, ты всегда бежал в атаку первым, кроме одного раза, когда ты замешкался, потеряв фляжку, и тебя обогнали три юнца, уже давно мечтавших показать себя миру. Пробежали метров 15 - дальше началось минное поле. Ты не погиб, но тебе оторвало руку, и, вот ведь ирония судьбы, левую, как кукле, только разве что в коробку не кинули. Зато кинули в госпиталь, к такому же отработанному материалу. Лишь одна мечта помогла тебе выбраться и в рекордно короткие сроки вернуться в свой родной город - мечта о мирной жизни, своем доме, семье и, конечно же, липе. Ты вернулся в свой город, к своему дому и обнаружил голый пустырь да развалины чуть поодаль. Оконные рамы, силуэты люстры, клочья мебели - и ни следа той, кого ты защищал. Ты бегал по черным мостовым, кричал ее имя и плакал. Отвечало тебе только эхо да гудки складских грузовиков. 

По правде говоря, строить гипотезы можно бесконечно, фантазировать и предполагать, но я правда не знаю, откуда берется непреодолимое желание истреблять себе подобных миллионами.