На фото: художница, перформер, рогоносец Инга Кокаровцева

* * *

- Инга, привет! Вопрос я хочу тебе задать, он у меня традиционный. Расскажи, кем ты себя ощущаешь по жизни? Вообще, кем ты себя чувствуешь? Это может быть всё, что угодно.

- Создателем.

- Создателем? Создателем чего?

- Создателем реальности, всеобщей и своей.

- Да? Они разные?

- Иногда совпадают. Например, когда все довольны и счастливы. (улыбается)

- А когда не совпадают?

- Когда люди ведут себя очень непонятно и высказывают направление своей какой-то реальности, но они не понимают, что у каждого человека она своя. Просто нужно жить мирно – и всё будет замечательно. В то же время, некоторые люди чувствуют себя какими-то практически основами основ, но это не может быть так. Права примерно равные у всех.

- Какие плюсы у твоей реальности?

- У моей реальности? Ох, очень сложно давать оценку своей реальности, ведь она постоянно меняется. Впрочем, думаю, плюсом является то, что в реальности моей да и вообще в моей личности есть какой-то стержень, который неизменен.

- Какой?

- Так или иначе, этот стержень завязан на искусстве. Искусстве, которое я хочу дать людям для того, чтобы они развивались, менялись, росли над собой. Я готова пожертвовать всей своей жизнью, в принципе, ради того, чтобы человечество ожило, но тем не менее я не хотела бы давать, в отличие от некоторых художников, то, что людям не нужно, обманывать их через свои картины.

- Когда и почему ты решила пытаться влиять на сознание людей именно через картины?

- Ты знаешь, сначала я это делала неосознанно, и картины моего раннего творчества не всегда полезны. Даже, скорее всего, их можно воспринимать как какую-то критику.

- А что на твоих ранних картинах было изображено?

- Ну, какие-нибудь любовные страдания.

- Любовные страдания… А как они выглядят? Я знаю, как они выглядят в литературе, в поэзии. Как они выглядят на картинах?

- Как они выглядят на картине? Ну, по-разному. Если говорить обо мне, то я просто писала то, что я чувствовала, когда мне было неприятно, больно, ну или я испытывала прочие негативные переживания. Это я говорю, конечно, прям про раннее творчество, сейчас всё не так.

- А пример один самый конкретный того, что было нарисовано на твоей ранней картине?

- Стоит абсолютно обнаженная девушка в зеленом углу. У неё раскрыты ладошки, сама она оранжевая, а из вен течёт синяя кровь и заполняет пространство, капли падают на пол.

- Вот такое страдание, да?

- Я показала эту картину человеку, который меня и вдохновил на то, чтобы ее написать. Знаешь, она ему не понравилась. Но сейчас она максимально приближена к нему, к тому месту, где он живёт, вот ведь ирония судьбы. Эта картина сейчас хранится в Европе.

- Тебя человек может вдохновить, если что? Чем он должен обладать?

- Человек? По-разному бывает. Если я захочу, я вдохновлюсь им. Он может не обладать какими-то особыми качествами. Да и вообще, люди очень разные, восхищаться можно при желании очень многими. Восхищаться – это не значит хотеть быть похожими на них. Скорее, просто восхищаться тем, какие они есть.

- Ну, ты же не всеми людьми вдохновляешься?

- Ну, конечно, я избирательна. Но я не могу определить какие-то прям четкие характеристики.

- Для того, чтобы ты обратила на человека внимание, каким он должен быть?

- Очень сложный вопрос.

- Ты что, попала сюда на детскую площадку что ли развлекательную, я не пойму?

(Смеётся) - Могу точно сказать, что не внешность определяет прежде всего, а энергетика. Она бывает очень разной. Какого толка? Ну, человек должен меня заинтересовывать, я должна что-то чувствовать, когда я рядом с ним, но обычно, знаешь, бывают такие ситуации, то есть к нам определённые люди приходят в определённой ситуации, причем совершенно случайно. Последняя моя муза, так скажем, просто шла по Старому Невскому проспекту мне навстречу. Я увидела этого человека и поняла – моя муза. Я с ним общалась после, конечно, но не придавала этому значения, а вот когда еще раз произошла случайная встреча в жизни, то уже подумала: «Да, это именно то, что мне нужно». Но именно со стороны живописи, ты понимаешь. Вообще, хочу тебе сказать, что чаще всего моими музами бывают мужчины.

- А женщины бывают?

- Бывают, но реже. Смотри, музы, в общем, нужны для того, чтобы иметь возможность вдохновиться на довольно продолжительное время. А для того, чтобы вдохновиться на какое-то определенное творчество, его этап, можно не возводить человека до статуса музы, тут все попроще.

- То есть муз много не бывает, я правильно понимаю?

- Да. У меня в жизни пока что было всего лишь две.

- Что ты в понятие «муза» вкладываешь?

- Ну, я обожествляю образ – ангелочек такой у меня, Ангел-Хранитель.

- Муза может быть на расстоянии?

- Конечно. Они всегда такие и есть. Музы мои обычно на расстоянии, но я с ними знакома в жизни, хоть и вижусь раз в год. Последний у меня был человек, который выполнял такую функцию, скажем, так он не хотел быть музой – ему не нравилось. Когда я называла его музой, он: «Нет, не называй меня музой!» Так или иначе, он пять лет существовал для меня именно в таком качестве. Я думала одно время, что это любовь, но ошибалась. Это было именно для творчества, для жизни, для глубинного и духовного развития наконец.

- Слушай, забыл совсем тебя спросить. Как ты называешься как креативная единица, так скажем? Мне непросто это выговорить.

- Агни Дазайн.

- Что это значит?

- Агни - это в переводе означает огонь, яркий свет.

- Это язык Рюриковичей или кого?

- Вообще, это Индия, но я не люблю Индию.

- А, то есть ты не любишь Индию, но ты взяла индийские слова за основу?

- Так получилось. Просто мне очень нравится это имя. К тому же, если его перевернуть, то получится мое настоящее имя Инга. Кстати, часто я называю себя по-разному, даже веду себя немного различно.

- Ты себя по-разному называешь?

- Да. Меня некоторые друзья и даже близкие называют иногда Агни, а иногда Инга. Получается, у меня два имени, не считая всяких уменьшительно-ласкательных. (улыбается)

- Ну, то есть и сущности у тебя две? Или больше?

- Недавно мне предложили ещё одну создать. (смеётся) Но у меня все же одна сущность, хоть и два имени.

- Под Ингой уже что-нибудь выпускала?

- Нет. Только детское творчество во время обучения. В основном, как создатель, художник работаю только под именем Агни Дазайн уже как пять лет назад.

- Дазайн – это что?

- Существование здесь и сейчас. Так называется одно из немецких философских учений. Я вообще люблю те европейские степи, если можно так выразиться. К примеру, Австрию просто обожаю, у меня там даже была довольно большая регулярная выставка.

- Ну и что ты вынесла из этой выставки?

Я удивилась различию менталитета у нас и европейцев, а ещё у меня поменялось направление в моей живописи. Сначала поклонялась Эгону Шиле, ученику Густава Климта, но затем я перестала это делать. Я поняла, что я переросла его. Я могу сама действовать уже. Не нужно мне больше никому поклоняться. Но, на самом деле, я знаю таких художников, у который в творчестве был период, то есть вот они смотрели, учились, вдохновлялись, создавали картины, которые как бы напоминают какого-то другого художника. Я не хочу, чтобы у меня так было. Сейчас я, конечно, слежу за какими-то течениями, но я хотела бы не перенимать приёмы технические или ещё что-то у других людей. Я хотела бы по-другому развиваться и внутренне у меня это получалось до определённого момента. Сейчас вот посмотрим, что будет дальше.

- Слушай, ну а с менталитетом что не так с европейским, австрийским, в частности?

- Ну, Боже мой, это элементарно. Например, мы обсуждали картинку, которая называется «Девственница». Там изображена девушка в монашеском облачении. В основном она обнажённая, на коленях перед ней сидит другая девушка, а на заднем фоне – картина Божьей матери, и эта картина такая вся растрескавшаяся, старая. Лицо этой стоящей девушки зачёркнуто. Многим это не нравится, но так должно быть.

- Почему?

- По-моему, это очевидно. Если картина называется «Девственница» и там такое творится, то, конечно, нужно, чтобы лицо было именно таким. В этом есть весь смысл. Он раскрывается читателю, который смотрит на картину. Но менталитет разный, мы с этого начали. Вот эта картина и отражает коренные различия между нами и европейцами. Там все были в восторге от картины, а когда узнавали о том, как ее принимают в России, то говорили: «О, это только у русских такие проблемы». У европейцев все намного проще, это правда, у них нравы куда свободнее. (смеётся)

- Слушай, Инга, вот на картине, которую ты мне сейчас описала, так или иначе присутствует религиозный аспект. А ты сама человек религиозный?

- Могу сказать, что, безусловно, я человек верующий. Но мне нравятся разные религии, каждая - это как один из путей вхождения в какое-то состояние, в какую-то атмосферу, сферу удовольствия. Но религии по отдельности дают слишком узкий объём понимания. Можно объединить религии и наслаждаться более широким процессом. Я, конечно, не играю в такие игры. В целом, я беру сразу всё.

- То есть, получается, Бога какого-то, которого ты можешь нарисовать на листке бумаги из общепринятых…

- Я его рисую постоянно.

- Как он выглядит?

- Так же, как мои картины. (смеётся) Так же, как мы. Мы же тоже Бог. Бог везде. Я не буддистка, но что такое Бог? Что такое религия? Каждая религия говорит по-разному. Я считаю, что Бог есть энергия, которая повсюду. Похоже на буддизм очень, но я не буддистка. Мне, кстати, не понравилось в храме буддистском в Питере. Но, в принципе, я никогда не чувствовала себя некомфортно. В детстве разве что было, что в нашей православной церкви мне было некомфортно. Сейчас мне вообще круто в любом религиозном месте. Мне просто там так комфортно, спокойно, хорошо! Знаешь, я долгое время жила в Петербурге рядом с храмом, мы с подругой туда частенько ходили, и хочу сказать, что наша религия, видимо, такая, что она призывает страдать. Там люди… мне хотелось их пожалеть всех, мне там было так хорошо, а они все что-то ругались, говорили: «Отойдите отсюда! Подвиньтесь! Не трогайте меня!». Самое смешное, что я их и не трогала. (смеётся) Я просто наблюдала за процессом, и мне было прекрасно.

- Слушай, скажи, пожалуйста, я не скажу, что я видел много твоих картин, но то, что я видел, связано, так или иначе, с оголённым телом. Почему? Зачем?

- Ну, во-первых, одежду банально скучно рисовать! (смеется) Ну а вообще, ты знаешь, я где-то с шести лет хотела быть сексологом. Хотя нет, вру, в шесть лет ещё не поняла, а полностью осознала уже лет в 11-12, что я хочу быть сексологом. Я, в принципе, думаю, что детям надо с 3-4 лет давать сексуальное воспитание. В своём сообществе я как-то задавала людям этот вопрос. Конечно, там, в основном, русские люди. Они считают, что нужно позже – после семи лет или в школе давать воспитание сексуальное. На самом деле я совершенно другой позиции придерживаюсь. У меня была выставка в Австрии, и там подруга, сестра известного актёра, так она своего уже достаточно сознательного ребенка не пустила на мою выставку. Мои дети будут воспитываться в этой среде, и я считаю, что нормально, чтобы они всё сразу понимали и отдавали себе отчёт. Детское сознание способно на это, если правильно подавать им информацию. Не нужно недооценивать детей.

- То есть тебе интересны люди, но неинтересна одежда, а рисовать людей в одежде – это скучно, правильно?

- Ну, я могу нарисовать. Но надо понимать, что без одежды ничто не мешает контактам. Я не разделяю что грудь, а что рука. На картине это всё едино, без разницы. Можно нарисовать и то, и другое шикарно и красиво, и это не всегда должно нести какой-то определённый смысл. Например, когда я рисую девушку, которая страдает от любви, зачем её рисовать в одежде? Наверное, она должна быть обнажённой.

- Страдать в одежде нельзя?

- Можно, но она отвлекает от её эмоций. Когда мы видим девушку обнажённой, получается дополнительная смысловая нагрузка. Человек уже её воспринимает иначе.

- А если ты смотришь на такую же картину, для тебя какая смысловая нагрузка возникает при виде оголенного тела?

- Смотря, как написана. Я, когда смотрю на картину, чувствую в первую очередь энергетически, и уже потом делаю выводы. Человек может быть нарисован в одежде и вызывать у меня отвращение. Например, я была на выставке одного австрийского художника. У него своеобразное творчество, которое показывает детей, жестокость, войну. У него есть одна картина – там девочка в одежде стоит, утка нарисована, шоколадка вроде в руке. По-моему, у неё кетчуп стекает по ногам, а может быть и нет, но это абсолютно неважно. Главное – какое у неё лицо. Смотришь на эту картину и думаешь: «О, Боже мой! Как можно было это нарисовать?». Она в одежде стоит, но в одежде она волнует сильнее, чем без одежды. Я просто не брала этот аспект: в одежде она или без одежды. Зачем набирать что-то, какую-то одежду искать, когда можно раздеть человека? Когда те же модели обнажаются, то они больше раскрываются. Когда человек раздевается, он переключается на то, что вот он сидит обнажённый, ещё что-то, и он становится ближе сразу. Ну, ты можешь сам представить: ты общаешься с человеком. Если ты видел этого человека обнажённым, и при этом у вас идёт беседа с ним абсолютно на любую тему. Понимаешь, ты всё равно чувствуешь. Одежда – это всё равно как защита энергетическая, эмоциональная. Ну, это всё социальные штуки, то есть, если бы все были нудистами, то не было бы смысла их раздевать. Можно рисовать в одежде.

- Инга, что значит выражение «хорошая картина», какая она?

- Она непременно должна возбуждать мою жизнь. Я смотрю на такую картину и хочу жить.

- То есть картины – это двигатели жизни?

- Ну, это я так решила. Может, другие художники считают, что основная задача картин – убивать людей. Знаешь, есть такие картины, про которые говорят: «После этой картины я схожу с ума!». Вполне верю. Я была в Пушкинском музее лет пять назад и увидела поздний натюрморт Матисса – ну, там белая раковина, и я просто начала плакать, когда смотрела на эту картину, серьезно! Выбежала на улицу, написала родителям СМС, что «Боже мой, я посмотрела эту картину! Я теперь не могу не быть художником!» Просто мало кто из родителей разделяет желание своих детей вступить на творческий путь, потому что все думают о том, что будет сложно, тернисто, да и вообще разные слухи ходят про творческих людей. В принципе все люди разные, и творческий путь тоже разный. Каждый человек сам его выбирает. В общем, я плакала от счастья, что я правильно сделала свой выбор и хочу отдать свою жизнь искусству.

- Искусство не должно быть бесплатным на твой взгляд? Или должно? Больной вопрос, тем более для нашей страны.

- А почему искусство должно быть бесплатным? Я даже этого понять не могу. Искусство – это очень большие затраты энергетические. Дело в том, что часто люди выдают за искусство то, что по сути им не является.

- Как, кстати, отличить искусство от шарлатанства?

- Мне очень сложно ответить на этот вопрос, пока я не была и не видела. Я не могу определить, искусство это или нет, смотря только на картину. Мне нужно быть рядом с ней. Ещё такой момент интересный: сейчас по миру идут современные технологии печати. Вопрос борьбы идеи и этой энергии, то есть что важнее в искусстве – чисто концепт или вложение какой-то человеческой сущности посредством рук именно? Вот такой вопрос. И люди постепенно решают. В обществе принято, что это решается через сто лет.

- Хорошо, сто лет прошло, ты, столетняя бабушка, приходишь в какой-нибудь музей модерна и по-прежнему видишь эти два экспоната. Как ты отличишь, что одно из них – туфта, а другое – реальное искусство? Критерий есть?

- Понимаешь, концептуальное искусство в любом случае временное, оно не метит в вечность. Но я люблю концептуальное искусство. Походишь, посмотришь, подумаешь – прикольно.

- О чем ты подумаешь? Вот ты идёшь – стоит перевёрнутое мусорное ведро. О чём ты подумаешь?

- Каждый будет думать о своём.

- Я буду думать: «Верните мне мои деньги обратно!» То есть тебе даже перевёрнутое ведро может что-то привнести в тебя?

- Да! Слушай, для кого-то и «Джоконда» ничего не привнесёт, и квадрат Малевича в том числе.

- Ну, вот смотри: перевернул ведро какой-то чувак, который там, не знаю, известный художник, а я точно такое же ведро возьму, переверну, и мы поставим их рядом. Потом запустим тебя в комнату, и ты не будешь знать, где чьё. Ты отличишь, какое из них современного художника, а какое моё?

- Зачем мне отличать? Конечно, не отличу. Откуда я знаю. Думаешь, я узнаю, как он энергетически его перевернул? Нет, я могу это почувствовать, но в принципе нет разницы, что ты, что он перевернул. Ну, а кто это придумал?

- Почему тогда такую штуку продают за миллионы?

- Потому что это придумал человек. Может, это ведро какое-то необычное. Я его не видела.

- Есть два обычных ведра.

- Хорошо. Идею продают и человека, который это сделал.

- То есть, кто первый встал, того и тапки?

- Да, так всегда в жизни!

- Ну, то есть это уже не искусство, а пиар плюс коммерция? Такое можно поставить на поток, понимаешь?

- Нельзя.

- Хорошо, ты «Сикстинскую капеллу» не можешь на поток поставить, если вручную будешь её рисовать, а тем времени вот эти ведра ты можешь переворачивать по триста в день.

- Первое – это значимо. Второе уже не такое крутое.

- Но если об этом искусстве все скоро забудут, то зачем оно нужно?

- Затем, чтобы мы общались, сейчас обсуждали. (смеётся)

- Принимается! Знаешь, на самом деле я очень люблю людей, которые нестандартно выглядят и что-то творят эдакое. Сейчас мы вернёмся в твоё прошлое. Татуировочки – всё это мне очень близко, но у тебя еще и два языка!

- Один, просто он немножко раздвоенный.

- Раздвоен до гланд язык. А еще у тебя не так давно из головы торчали рога!

- Ещё немножко торчат даже. (смеется)

- Вопрос один: зачем?

- Захотелось. Все люди делают то, что им хочется в жизни. Ну, например, язык я всегда хотела разрезать с детства. На каком-то этапе смотрела какое-то там кино и подумала: «Ммм… Язык – это так круто! Хочу почувствовать, как жить с двойным языком». Но я думала, что если он раздвоится, то он никогда не станет таким, как прежде. Можно только зашить, а потом ещё раз разрезать – больше никак.

- А третий раз нельзя?

- Нет, потому что будет рубец, и язык уже не такой эластичный, да и когда зашиваешь второй раз, то это уже не тот же самый орган. У меня рубец очень сильный, и он нечувствительный в принципе. Всё равно чувствуется дискомфорт. Это как шрам, который всегда будет, он занимает там приличное место.

- А какие ощущения, когда ты раздвоенным языком ешь бургер или сырники, я не знаю?

- Разницы особой нет, разве что маленькие предметы могут застревать между двух половинок. (смеется)

- Да ты что!

- Да, я вчера как раз белые семечки ела и маленькая частичка упала между языками, а там, между языками, как ты понимаешь, менее чувствительно. Но вытащила, всё нормально. Я уже хорошо им управляю. (смеется)

- Слушай, а рога?

- Я хотела попробовать что-то новое, потому что я раньше увлекалась пирсингом. Мне нравилось это, но потом я поняла, что он даёт определённую аффиксацию и создаёт какие-то энергетические узлы, и я решила попробовать новый вид. Каков это, думаю, пожить с имплантами? Вот попробовала.

- И как жилось?

- Ну, своеобразно. Нужно было заново учиться передвигаться в пространстве, ощущать всё, привыкать к своему новому телу.

- Два рога – и уже новое тело?

- Да, поэтому я один нечаянно снесла. (улыбается) На первом этапе мне было сложно ориентироваться в пространстве. Когда мне сняли рога, мне снова стало сложно. Они всё-таки меняют самоориентацию, появляется ощущение другого тела.

- Ты прямо по-другому себя чувствуешь?

- Да. Я жила в Санкт-Петербурге и у меня была двухуровневая такая кровать высокая. Ну, знаешь, под потолком делают второй этаж. Вот у меня было такое жильё. Я прямо чуть не упала. Я так сидела и просто я теряла ориентацию. Я могла просто упасть.А потом вот, постепенно практикуясь, передвигаться в пространстве я научилась. Я сейчас вообще научилась в пространстве в принципе передвигаться – не по картам, а нормально, то есть я могу найти место, которое мне нужно, хотя раньше с этим были проблемы.

- На это повлияли рога в том числе?

- Ну, они были мне полезны. Мне было с ними весело. Такие классные! Я бы снова хотела рога очень вот именно такие же, какие были. Может, на новом месте. К сожалению, я сейчас не могу себе этого позволить пока что.

- Это дорого?

- Ну, в России не очень.

- Почему в России не очень?

- В России делать все эти модификации дешевле, уж не знаю почему.

- Да? С чем это связано? С курсом?

(Смеётся) - Да, я тоже об этом подумала. То ли еще будет!