22 июля 2014

Создатель проекта Усадьба джаз Мария Семушкина: о фестивале, деньгах и политике

sample

—  Можете ли вы рассказать, сколько раз за 11 лет существования вы были в плюсе, если говорить о бизнес-составляющей проекта «Усадьба Джаз»?

—  Это первый раз, когда мы основательно в плюсе, которого хватит на ближайшие полгода существования компании. Все остальные разы — либо в ноль, либо слегка в плюс. Был один только 2008 год, когда мы ушли на 300 тысяч долларов в минус, и хотелось послать все на хрен и не делать больше ничего и никогда.

—  Как вышли из ситуации?

—  У нас сложились довольно дружеские отношения среди сотрудников, которые и дали возможность задержать выплаты и отсрочить выдачу гонораров. Дальше кредиты. Единственный способ отыграть минус фестиваля — сделать следующий, списав все долги на него.

Дело в том, что себестоимость такого проекта очень высока. А инфраструктура должна быть из года в год лучше и лучше — следовательно, дороже. То же верно в отношении артистов — проект должен расти.

В целом, у нас есть еще агентство Artmania, которое занимается организацией коммерческих мероприятий и какую-то прибыль приносит, но 70% времени отнимает «Усадьба». Работа строится так: подготовка идет ровно год. Буквально сразу после мероприятия, в середине июля начинаем встречаться со спонсорами, а в августе мы уже должны подать все заявки в иностранные посольства.

—  Можете нарисовать коммерческую схему проекта: откуда берете деньги и куда они идут?

—  Попробуем. В первую очередь деньги дают посольства, которые также помогают привозить музыкантов. Их вклад — около 30% гонорара артистов, что в общей сложности где-то 10% от общей стоимости проекта. Дальше cпонсоры. Это самая важная финансовая составляющая, от них зависят возможности фестиваля.

Затем остальное: общепит платит нам за место на фестивале от 150 до 250 тысяч рублей за два дня. Продавцы, которые ставят столы или палатки с дизайнерскими вещами, отдают нам от 5 до 30 тысяч рублей. Вчера узнавала у партнеров — общепит в этом году весь в минусе на 200 тысяч, лишь некоторые ушли в ноль: все из-за плохой погоды — нам просто не повезло. Продажу билетов в статью доходов я даже не включаю: в этом году людей приехало гораздо меньше, чем мы рассчитывали, раскуплены полностью были только Vip -билеты с парковкой.

—  Как вырос бюджет фестиваля за 11 лет? И во сколько обошлась новая программа этого года?

—  Примерно в пять раз — с 200 тысяч долларов до миллиона с лишним. В эти цифры уложился нынешний фестиваль. Но это первый такой дорогой проект — мы привезли в Москву Новый Орлеан за полмиллиона долларов.

—  Многие организаторы фестивалей говорили, что в связи с обострением отношений между странами пригласить хороших артистов стало делом практически нереальным. Как отреагировало американское посольство на ваш запрос в этом году?

—  Нам повезло, что сметы по Америке мы закрыли до введения санкций: деньги выделяли компании, которые впоследствии от этих санкций пострадали — одна организация вообще перестала существовать. Но в целом американское посольство хорошо реагирует на подобные запросы: они с готовностью продвигают здесь свою культуру и выделяют на это деньги. Новый Орлеан частично был их идеей, которую мы с большим энтузиазмом поддержали.

—  А как у вас оказалась украинская группа «Директор Азовского моря»?

—  Тоже повезло. Ребята сами очень хотели, и их желание не пропало даже после всего, что произошло в их городе Луганске. Они с огромным трудом перебрались через границу и доехали до нас. Мы также вели переговоры с «Океан Эльзи», но они без энтузиазма восприняли наше предложение, дипломатично сославшись на свою занятость.

—  Кстати, о содержании. «Усадьба Jazz» позиционируется как джазовый фестиваль, но джаза там всего треть. Как вы это объясните?

—  В Европе, если на афише написано джазовый фестиваль, это означает, что слушатель идет на музыкальный эксперимент. Там играют те, кого сложно классифицировать: Нора Джонс, африканские исполнители, такие как Юссу Н’Дур, Уильям Фарелл. Так, например, Принц в прошлом году в Монтре отыграл аж три концерта подряд в совершенно разных музыкальных стилях. Где еще это было бы уместно в его исполнении?

Когда 11 лет назад я задумывала фестиваль, то думала о том же: конечным продуктом должен был стать фестиваль самой разной «интересной музыки».

—  Чем интересен Леонид Агутин или Сати Казанова с ее мантрами?

—  С Агутиным все просто: на фестивале обязательно нужна звезда, понятная и желанная для широкого круга людей. Агутин с этой ролью хорошо справляется. Плюс ко всему, он действительно хороший музыкант, который, казалось бы, работает в эстрадном жанре, но одновременно с большим уважением и интересом экспериментирует в области джаза. Да, он сильно упрощает себя для масс, но для нас он развернул максимально широкий спектр своих джазовых возможностей. Такого Агутина вы нигде больше и не увидите.

С Сати смешная история вышла. Я познакомилась с ней случайно на отдыхе, тогда же и услышала мантры, которые, на мой вкус, являются очень приличной этнической музыкой, достойной того, чтобы быть представленной на «Усадьбе».

Вообще организация фестиваля — это такая тонкая настройка: с одной стороны, ты работаешь со вкусом аудитории, с другой — ищешь новые имена, новых исполнителей. Мне каждый день приходят письма от талантливых музыкантов с просьбой дать им выступить; и их музыка действительно хороша, но я вижу, что их аудитория — максимум 50 человек по всей стране. Поэтому я выработала следующее правило: либо известный исполнитель (Нино Катамадзе, Евгений Маргулис, Евгений Федоров), либо уникальнейшая музыка, способная поразить слушателя. Поражает обычно вот что: кейджн — это такой музыкальный стиль, придуманный французами, которые увлекались этнической музыкой. Впоследствии эти самые французы перебрались в США, штат Луизиана. Еще публика очень любит зайдеко — такие креольские ритмы, фактически сплав всех течений. Это не джаз и не блюз, и не кантри — что-то общее между ними и одновременно особенное.

Источник: http://www.snob.ru/selected/entry/78775