На фото: музыкальный продюсер проекта Jazz Parking, мамулечка паркинговочных птенцов Анжелика Алферова-Арутюнян

— Анжелика, привет. Несмотря на то, что вопрос может показаться идиотским, я все-таки не буду изменять традиции и хочу спросить: кем ты себя ощущаешь по жизни, ты вообще кто?

— Я по жизни водолей. Кстати, мы с тобой в одной воздушной стихии, между прочим!

— А, я понял, и еще наш камень авантюрин, да? Слушай, ну, а вообще чем водолеи отличаются от всех остальных, а то я не сказать чтобы крепко силен в знаках зодиака?

— Вообще, это единственный знак зодиака, который подходит абсолютно всем. Уж не знаю, подхожу ли всем я, но могу сказать наверняка — нет людей, к которым я бы не нашла, не подобрала ключи. Вообще, с детства приучена к тому, что ключ — это добро и ничего больше. Мама любила повторять мне фразу: «Нужно любить людей несмотря ни на что, ведь человек создан по образу и подобию Господа, а уже по ходу жизни к нему прилипают мирские грехи».

— И ты можешь абсолютно честно сказать, что любишь всех людей?

— Да, это правда.

— А есть те, кого не любишь, а то и вовсе ненавидишь?

— У меня немного другая градация. Есть люди, которых я очень сильно люблю, и есть люди, которых я просто люблю. В молодости, конечно, бывали какие-то проявления внутренней агрессии, но это по глупости. Когда я подросла, то стала понимать, что публичное поведение того или иного человека — это лишь верхушка айсберга, а надо смотреть глубже, постараться понять внутренний мир человека, узнать его. Вообще, мы часто очень боимся говорить о том, что внутри нас затаилась обида. У меня же это всегда получается легко, я не ставлю телефон на авиарежим, а человека, с которым как-то поругались, не кидаю в игнор, не ухожу в подполье, одним словом. Мне легче встретиться с человеком с глазу на глаз и поговорить, попытаться найти решение проблемы. И в 99% случаев из 100 после нашей беседы люди говорят, что проблемы особой и нет. Но в то же время почти все замечают, что никогда бы не сделали первый шаг, потому что думали, что я на них сильно обижена.

— Ну, а с этим оставшимся 1% что делать?

— Который не слышит, не готов пойти навстречу? Эти люди для меня становятся нейтральными. Я не избегаю их и продолжаю, конечно, общаться, просто аккуратнее, тщательнее подбираю слова, слежу за своей речью и уже не смогу сказать или поделиться всем тем, чем по-настоящему хочу.

— Какой порок самый распространенный из тех, что ты встречала среди людей?

— Наверное, зависть, которая порождает огромное количество других, еще более тяжких пороков. Десятая заповедь, если помнишь. Не желайте себе того, что есть у ближнего. Почаще бы всем их перечитывать, невероятная мудрость в них сокрыта.

— Хорошо, от зависти переходим к Jazz Parking. Все мы видели, как развивался проект и во что он вырос за 6 лет. А как за эти годы развивалась ты?

— Я только в этом году осознала, что являюсь одной из руководителей проекта. У меня просто такие мощные директора, которые за эти 6 лет сделали невозможное. Я же всю свою сознательную жизнь купалась в музыке и даже подумать не могла, что буду чем-то руководить. Смотри сам: в 7 лет меня отдали в музыкальную школу по классу фортепиано, а также в вокальную студию, после чего подряд были Саратовское музыкальное училище, Гнесинка, после чего постоянные гастроли и концертная деятельность в течение 24 лет.

— В рамках чего?

— В рамках меня как сольной певицы, а также в рамках трио, квартетов, квинтетов, джаз бэндов и все такое. Вообще, я была не только вокалисткой, но и менеджером, просто я тогда не знала, что это так называется. У нас не было продюсеров, я все делала сама. Ты знаешь, я ведь даже поставила свой первый музыкальный спектакль в 5 лет и продала на него все билеты!

— Ого! Что за спектакль такой?

— «Кошкин дом». Он был во дворе у моей бабушки в городе Саратове на улице Чернышевского.

— Исчерпывающий ответ. А какие были декорации? Двор, как я понимаю?

— Декорации были такие, что мы просто на крыше гаража положили голландский газон, хотя на тот момент я даже не знаю, как это зеленое покрытие называлось, ведь наивно полагать, что в Советском Союзе был голландский газон. (улыбается) Я сделала огромное количество различных декораций своими руками, пошила вместе с мамой всем друзьям костюмы, всех нарядила, все выучили, и мы сыграли спектакль. Даже принесли из дома стулья, после чего продали билеты, потому что мы огромное количество денег потратили на ткани, так что нужно было как-то отбиваться. (смеется) Вообще, не совсем понимаю до сих пор, как я это сделала.

— Слушай, а откуда у пятилетней девочки деньги?

— Мои родители мне дали эти деньги, они уже тогда в меня поверили. Я просто сказала, что мне нужны костюмы и декорации. Ну если декорации мы как-то своими силами делали, то с костюмами все было сложнее. Я никогда не забуду, была такая тесьма, не очень широкая серебристо-золотистая лента, она стоила, по-моему, рубль за метр, это было очень дорого по тем временам. Но мне она была необходима для окантовки, никогда не забуду. Сейчас вот тебе рассказываю, и у меня мурашки по рукам. Кстати, потом я и сама сыграла одну из ролей в постановке. Правда, не самая лучшая и престижная роль, конечно (смеется).

— А сколько стоили билеты? Мне по силам было бы парочку урвать?

— (смеется) Слушай, я честно не помню, какая в 1981 году валюта была, но, думаю, что-то около 25 копеек каких-нибудь. Но я честно не помню! Помню только, что зал был полный! Люди сидели даже на раскладных стульчиках, табуреток не хватало.

— Я бы посмотрел сейчас этот спектакль.

— Ты знаешь, я так жалею, что в те времена не было видеосъемки, как сейчас, очень много моментов, которые мы, к сожалению, никогда больше не увидим.

— Этот музыкальный спектакль был для тебя зарождающейся любовью к музыке или к театральному искусству?

— Ты знаешь, я думаю, что это была какая-то комбинированная любовь.

— А ты любишь театр?

— Очень люблю театр. Я вот уже лет 15 с тех пор, как Гнесинку окончила, мечтаю поступить во ВГИК или ГИТИС, но у меня нет на себя времени, теперь тем более.

— А когда последний раз была в театре?

— Честно?

— Ну желательно, конечно.

— К своему большому сейчас уже удивлению, потому что прошло много лет, не могу сказать. Позор. После того, как я родила дочь, у меня настолько мало времени, что, по сути, кроме проекта и своей дочки я ничем больше не занимаюсь. И я никак не могу выбрать время, чтобы расслабиться. Для меня вот стало роскошью точно понимать, что, мол, а вот сегодня я иду в театр и ничего больше. Я получаю множество приглашений от своих друзей, но я просто не могу выбраться, и все тут. Я была первый раз за очень долгое время в кино месяца два назад, только когда случайно оказалась в торговом центре и у меня выдалось немного времени, так как дочка была с папой.

— Слушай, а ты когда вообще в Москву переехала?

— Это было, как сейчас помню, 11 мая 1996 года. Причем переезду предшествовали какие-то мистические события и даже знаки, хотя я и не очень люблю слово мистический. Шла я в своем родном городе по улице, а на ней положили новый асфальт, ровный, упасть ну просто невозможно. Иду я, значит, и рассуждаю про то, что, слава богу, не надела шпильки, а то точно бы навернулась, но раз в кроссовках, то бояться нечего. Да и вообще, думаю я, если умудрюсь на таком ровном покрытии упасть, то значит в моей жизни точно должно будет что-то измениться. И я упала так… Я даже передать тебе не могу, что было с моими коленками. Пардон, но с них в прямом смысле этого слова свисало мясо. Я как-то доползла до дома и позже, уже перебинтованная всем, чем только можно, подумала, что-то точно должно измениться в ближайшее время. Напророчила, в общем. Буквально через два дня мне позвонили ребята и позвали с собой на гастроли в Москву. Я не знала, как сказать об этом маме, но когда решилась, то услышала в ответ: «Ты уже взрослая, поэтому решение полностью в твоих руках. Если чувствуешь потребность, то, конечно, езжай». И вот сразу после Дня Победы мы рванули в столицу.

— Помнишь какие-нибудь мировые события, которые были в этот день?

— Надо подумать. Вообще, ты знаешь, нет, ничего глобального в голову не приходит, думаю, что все было спокойно. И, вот ведь удивительно, мы же с тобой, наверное, на 90 процентов подразумеваем именно какие-то политические новости. Скажу честно, я не особо лезу в политику и по сей день, мне больше интересна музыка во всех ее проявлениях. Но у моего папы день начинается с информационных сводок и новостей, так всегда было, и я это так или иначе переняла, но интересуюсь все же в гораздо меньшей степени.

— Слушай, как ты думаешь, творческий человек должен лезть в политику? Просто мое мнение таково, что настоящий творец должен менять мир вокруг продуктами своей творческой деятельности, а не копанием в априори грязноватом деле.

— Я не могу говорить за всех, кто что делать должен, а кто не должен. Лично меня это не интересует, и мне не хотелось бы причислять себя к людям, которые лезут в политику. Я всегда стараюсь сворачивать любые разговоры о ней, даже если меня спрашивают серьезные люди, потому что я в этом абсолютно некомпетентна, да и мне это неинтересно. Мне вообще кроме музыки мало что интересно, на самом деле. Кстати, некоторые, скорее всего, лезут в политику и чтобы самореализоваться, может, это и на их творческое состояние сильно влияет. Но я же хочу самореализоваться в музыке безо всяких примесей.

— Можешь ли ты сказать, что самореализовалась в музыке?

— Я считаю, что в музыке самореализовался Бетховен, Бах, Моцарт, Чайковский, Римский-Корсаков, а все наши потуги — это какое-то подобие. Вообще, музыка — очень громкое слово. Так же, как у нас огромное количество джазовых исполнителей, но никому из них даже близко не подобраться к Элле Фицджеральд, это исключено. Она вообще занималась только музыкой и ни на что больше не отвлекалась. У нас слишком мало шансов не отвлекаться, поэтому мы как музыканты еще долго не реализуемся все. Я даже в такси иногда говорю: «Cделайте музыку потише». А потом сразу поправляю себя: «Сделайте радио потише», - потому что песни, которые там играют, зачастую не имеют никакого отношения к музыке.

— А как ты понимаешь для себя словосочетание «настоящий музыкант»? Кто это?

— Настоящий музыкант для меня — это тот человек, который музыкой занимается ради музыки и во имя нее, а не ради получения каких-то дивидендов и ублажения своих профессиональных амбиций. Вот и все.

— Да, это так. Хорошо, с музыкой разобрались, возвращаемся в столицу. Анжелика, ну вот приехала, значит, ты в Москву прямо в разгар лихих 90-х. А тебя их лихость как-нибудь коснулась?

— Вообще не коснулась, к счастью. Я как-то так из комфортных условий в комфортные сразу перебралась, ведь поехала не поступать в неведомый институт, а поехала с ребятами на гастроли, так что была не одна. Тем более, в Москве жила моя тетя, поэтому и жить было где.

— А где вы выступали, как приехали?

— Никогда не забуду, у нас был концерт в клубе «Табула Раса» на Бережковской набережной. Кстати, именно там мы и познакомились с Викой Лихтиной, нашим PR-директором. Она на тот момент была корреспондентом радиостанции «Маяк», пришла на наш концерт. Я как увидела ее, так и смотрела со сцены весь концерт завороженно и думала о том, какая красивая девушка, такая утонченная, с длинными волосами, да еще и пишет ручкой Parker. Я люблю дорогие коллекционные вещи, но не из-за их стоимости, а качества. Люблю веяния старого, ну там, ручки, часы, - я вообще человек-антиквариат. Так вот, и она писала ручкой Parker, я эту ручку со сцены увидела. В итоге она эту ручку забывает на столе! Я смотрю, как она берет сумочку, шарф и уходит. Вообще, она всегда была модной, всегда, и постоянно ходила с клатчем. Мне тогда даже это и не снилось, я была в 20 лет очень смешная. И я дождалась окончания песни, схватила эту ручку и побежала на выход. Я ее догнала, схватила за руку и сказала: «Вы забыли ручку». И вот мы держимся за руки уже 18 лет! А в 2008 году, после того, как я озвучила идею Jazz Parking, Вика познакомила меня с Викторией Буртовой. Так и сказала, мол, у меня есть коллега, у которой очень четкий коммерческий мозг, финансовый мозг. «Это не как мы с тобой — мы с тобой по другой части. Так что давай встретимся втроем», — сказала она и подмигнула мне. Никогда не забуду, как мы сели в ресторане «Мята» на Парке Культуры, и я пыталась очень долго рассказать Виктории Буртовой, что за проект задумала. Она посмотрела на меня, улыбнулась и сказала: «Хм, рискнем!» Вот так начался Jazz Parking!

— Jazz Parking. Насколько я понимаю, есть немало людей в проекте, которые к джазу имеют опосредованное отношение. Что ты в название тогда вкладываешь?

— Смотри, сначала мы действительно хотели сделать проект исключительно джазовый. Но после нескольких концертов в достаточно ограниченном составе к нам, не побоюсь этого слова, буквально хлынули огромным потоком талантливейшие ребята. Я поняла, что я не имею ни профессионального, ни человеческого права не открыть этим удивительным людям дверь. И я расширила рамки проекта, так и написала «Jazz Parkin (jazz, blues, soul)».

— То есть так где-то написано?

— Сейчас, наверное, нет, но так было очень долго написано. Хотя все, что поется на наших концертах, так или иначе аранжировано в джаз.

— Артисты чураются собственного авторского материала. Как ты думаешь, в чем причина? И считаешь ли ты артиста без авторского материала мертвым артистом?

— Ты знаешь, если раньше еще этот номер как-то проходил, то сейчас появилось какое-то запредельное количество вокалистов, поэтому вопрос о том, чтобы выделяться из толпы, условно говоря, каверовщиков встал особенно остро. Но вообще без авторского материала артист мертв, конечно. Если в том же 1996 году мы пели кавер, условно говоря, который до этого исполнялся кем-то лет 10 назад, то это было не так страшно. Но сейчас ты не имеешь права ходить голяком, то есть быть без своего авторского материала, ты сразу становишься никому неинтересен, в частности самому себе. Если у тебя все в порядке с самооценкой и ощущением в пространстве, то тебя от самого себя в какой-то момент по-хорошему затошнит. В Jazz Parking за 6 лет практически не осталось исполнителей, у которых не было бы хотя бы нескольких своих песен.

— Ну и что с, грубо говоря, двумя песнями делать? Авторский концерт не устроишь, альбом не запишешь?

— Слушай, ну и несколько песен — это уже прорыв. Когда 50 вокалистов в проекте, то чрезвычайно сложно за всеми уследить и каждому дать столько внимания, сколько он просит. И тем не менее ребята пишут, стараются, а я их не тороплю, даже, наоборот, призываю накапливать материал.

— Не считаешь ли ты, что загвоздка кроется исключительно в лени?

— Ты знаешь, в некоторых случаях, думаю, можно так считать, но наши резиденты правда очень работоспособные, я не смогу тебе назвать среди них ленивых людей. Впрочем, есть другая проблема — многие из наших артистов, как и, наверное, любые творческие люди, очень сомневающиеся. Сомневающиеся в том, что написали что-то качественное, что это найдет отклик у людей, поэтому боятся и держат в столе.

— Знаешь, у меня просто порой складывается ощущение, что для многих артистов нахождение в рядах Jazz Parking дает иллюзию какого-то развития и движения вперед. Что ты думаешь по этому поводу?

— (вздох) Слушай, ну может быть. Jazz Parking не был изначально задуман как продюсерский центр, это семейка, большая музыкальная семья, объединившая множество талантливых музыкантов. И несмотря на то, что проект пополнился огромным количеством артистов, мы на них по-прежнему не зарабатываем и не продюсируем. Мы про ребят пишем, рассказываем, мы их рекомендуем, но все остальное находится только в их руках, тут мы не можем на них повлиять, а если даже и можем, то не хотим.

— Анжелика, скажи по чесноку: никому не закрыт путь в Jazz Parking? Я сейчас не говорю про тех, кто искренне верит, что поет гениально, хотя на деле это вовсе не так. Или это все равно вопрос вкусовщины, грубо говоря?

— Я, честно тебе скажу, не Карабас Барабас по своей натуре, поэтому я советуюсь. Между нами говоря, набор в Jazz Parking закрыт уже больше года, но было несколько случаев, когда я не смогла ничего с собой поделать, поэтому решала принять ребят в проект.

— Как тебе, кстати, 3-й «Голос»?

— Честно? Не смотрю, как-то не получается у меня в пятницу вечером быть у телеэкрана.

— Но есть же запись?

— Есть, но я если и смотрю, то только тех, кого знаю, просто забиваю в поиске и все.

— Как же? То есть тебе неинтересно находить для себя и для проекта новых талантливых людей, когда их тебе фактически на блюдечке с голубой каемочкой приносят посредством эфира? Да не поверю!

— А ведь у меня и нет такого желания, правда. В Jazz Parking и так всегда шли крутые вокалисты, так что у меня тут немного философская позиция а-ля: кто должен, тот непременно к нам придет.

— Насколько я помню, несколько человек со второго «Голоса» пришли в Jazz Parking прямо после слепых прослушиваний, хотя ты о них не знала до этого?

— Чистая случайность. Это был тот момент, когда я видела слепые прослушивания только потому, что оказалась где-то перед экраном. Вот и все. Возвращаясь к теме, сейчас закрыт набор в том числе и потому, что мы не можем реализовать десятки концертов наших резидентов, которые уже в проекте. Нас уже сейчас больше, чем площадок, которые могут принять такой, не побоюсь этого слова, элитарный продукт. Некоторые площадки не вытягивают технически, некоторые финансово, потому что себестоимость проекта достаточно высокая. Я, на самом деле, очень люблю проект «Голос» даже только за то, что он показал многомиллионной аудитории, что у нас есть будущее, музыкальное будущее.

— Слушай, и в «Голосе», и вообще испокон веков ведется вечный спор о том, что в музыке, в песнях важнее — текстовое наполнение, смысл или правильно взятые ноты. Для тебя что важнее?

— В песнях? Наверное, слова. Потому что песня — это рассказ, песней можно человека как спасти, так и погубить.

— А, помнишь, у нас был с тобой небольшой даже не спор, а дискуссия по поводу одной русскоязычной группы, причем я ее защищал свято, а ты выражала сомнения по многим пунктам?

— Мы так разговаривали? Да ты что! Это была, наверное, какая-то другая Анжелика несколько лет назад, да? Ты знаешь, Егор, я скажу тебе честно, положа руку на сердце, я очень сильно изменилась за последние год — полтора, и я пересмотрела свои взгляды на творчество, людей. Я была раньше более безапелляционная, более резкая что ли. Как говорит мой батюшка: «Не кори себя: ты же все не по злоумию, а по слабоумию». Я абсолютно четко могу сказать тебе и признать это, что год-полтора назад я была, наверное, человеком ну не кардинально другим, но я вот смотрю сейчас на себя со стороны, вспоминаю что-то, и мне за многое неприятно, неловко. Я часто судила сгоряча, не подумав. Не могу сказать, что это было от злости или от гордыни какой-то. Каждый раз, когда я сделаю что-то не так, то сначала я этого не осознаю, а уже вечером совесть начинает меня съедать, я понимаю, что совершила ошибку, но именно в такие моменты я и расту.

— В эти полтора года ты из-за чего именно изменилась?

— В моей жизни произошел ряд неприятных событий, которые сделали меня лучше, крепче, добрее, профессиональнее. Ничего криминального, чисто человеческий момент, отношения с людьми, коллегами.

— Вот ты веришь в знаки. Это назревало каким-либо образом?

— Я думаю, что это должно было произойти. Знаешь, какая жизнь у меня была раньше? Жизнь, когда я не задумывалась так, как сейчас, она была у меня очень легкая, зефирная прям. Я постоянно гастролировала, у меня было много цветов, подарков, поклонников, такой шоколад. Понятно, что я много работала, помогала родителям, братьям, вообще родным, но все же. Сейчас в моей жизни складываются обстоятельства так, что я, отойдя от этой гастрольной жизни, отошла и от всей этой мишуры, такой, как цветы, подарки, излишнее внимание к собственной персоне. Кстати, всегда стеснялась комплиментов, я от них не кайфовала. И, знаешь, никогда не задумывалась о том, искренние они или нет, даже не могла никогда подумать, что человек может врать в лицо, например, льстить. И вот когда это все ушло, то у меня стало больше времени на то, чтобы подумать, что-то осознать. И я начала расти.

— Получается, ты до 2008 года гастролировала?

— Да, заключительные гастроли как раз были в 2007 году в Нью-Йорке, собственно говоря, именно там я Jazz Parking и придумала, а через год мы уже запустились. Правда, ездила я уже не как вокалистка, а как менеджер мероприятия, делали с подругой очень масштабное.

— Приходилось ли тебе идти на какие-нибудь компромиссы или жертвы ради проекта?

— Да, конечно. Я перестала петь, например. Могу тебе четко сказать, что если я что-то делаю, по максимуму. У меня был опыт, когда я понимала, что не вытяну тот или иной проект, но за меня его никто сделать не смог бы — всегда получалось плохо, это был незачет. Поэтому когда я начала заниматься проектом Jazz Parking, то четко осознала, что либо должна остаться Анжеликой, которая поет на сцене, либо выбрать продюсерскую стезю.

— А почему ты в итоге выбрала именно продюсерскую стезю? Тебе так осточертело пение?

— Нет, еще раз хочу сказать, что увидела огромное количество талантливых вокалистов, музыкантов в Москве, но никого не было видно, все сидели по клубам, ресторанам, я всех знала, мы все общались, но все равно встречались настолько камерно, это нельзя было вынести на поверхность. Мне так хотелось показать, что в нашей стране есть достойные вокалисты и музыканты, а не только то, что нам предлагается по ТВ. И это желание, наверное, перекрыло все, что было. Ну и все-таки я напелась до Jazz Parking, надо это признать, уж больно насыщенной была моя жизнь в музыке все предшествующие новому повороту годы. Но если бы не появился Jazz Parking, то я бы так и продолжала петь, потому что я ничего больше и не умею. Это сейчас я понимаю, что у меня хорошие менеджерские навыки, руководящие способности, это единственное, что я могу сказать точно. (смеется)

— Как ты думаешь, если бы ты продолжила петь, то в 2014 году ты бы где была?

— Я думаю, что за границей, потому что, когда я прилетела из Нью-Йорка в 2007 году, я встретила своего будущего мужа. Вот считай, я прилетела в конце июня, а в августе я познакомилась с Женей. Самое смешное, что у меня на 16 сентября уже были билеты обратно, должен был состояться пробный выезд в академию Berklee для того, чтобы понять, могу ли я учиться в Нью-Йорке и хочу ли я жить в Штатах. Ну а 25 августа я знакомлюсь со своим мужем, в результате чего остаюсь в Москве и открываю Jazz Parking. Ну вот, собственно говоря!

— Ни о чем не сожалеешь? Ну, может быть, сидишь вечерами и такая, мол, вот я дура, не уехала тогда?

— Нет, ну что ты. Я вышла замуж, я родила прекрасную дочку, у которой потрясающее чувство ритма, которая здорово поет, чувствует модуляцию в 5 лет! Честно тебе скажу, я однажды спросила у мамы: «Ты что-нибудь делала, чтобы я начала петь?» А мама сказала, что я просто схватила бутылку из-под лака «Прелесть», подошла к зеркалу, включила Эллу Фицджеральд и начала петь All Of Me. Я никогда этого не забуду. Бабушка подарила мне пластинку, нет, это мне 6 лет было, да, точно. Но у меня с детства также была страсть к песням военных лет, к романсам, помимо джаза. Так вот, говорю, раз ты ничего не делала, то и я ничего не буду делать, пусть сама выбирает. И, ты знаешь, странное конечно совпадение, мы с тобой именно сегодня встретились и именно сегодня с утра я увидела свою дочь уже с настоящим микрофоном, с моим, которая включила ноутбук, сама настроила YouTube, нашла Алису Кожикину, которая едет на «Евровидение», победительница «Голос: Дети», песня «Белые ангелы». Слушай, каково же было мое удивление, когда мой ребенок поет песню, знает текст наизусть и поет интонационно грамотно, ритмически чисто вступает там, где нужно, соблюдает модуляцию… Я сегодня стояла, ты знаешь, держалась за косяк, и просто плакала. Она же меня не видит, а я стояла и подглядывала. Обычно она стесняется и всегда выводит меня из комнаты, когда поет. И я звоню няне, спрашиваю вроде того что, сколько она раз сегодня эту песню пела? А мне няня и отвечает, что, мол, я вообще так-то ей ноутбук не включаю. Вот, собственно, о чем можно жалеть, когда у меня такой ребенок, любимый ребенок, которого я родила уже в осознанном возрасте. Это, скорее всего, другая картина, нежели когда ты рожаешь в 18 лет, я так думаю. И есть Jazz Parking. Я оглядываюсь назад и не понимаю, как мы прошли этот путь, за 6 было столько всего. Но сейчас мы настолько крепко стоим на ногах, что тебе и передать это не могу. У меня ощущение, что это бренд, который будет передаваться по наследству, кроме шуток. И что мы отметим и 10, и 30 лет проекту, я в этом уверена сейчас. Егор, я не знаю, как тебе это объяснить.

— Да и не надо объяснять. Если бы тебе можно было пожелать только одну вещь проекту Jazz Parking, то что бы ты ему пожелала?

— (долгое молчание) Я бы пожелала ему быть как можно дольше. Это касаемо моей мечты, когда мне все говорили, мол, что ты такое затеяла в разгар дефолта в 2008 году, проект, который требует вложений, что вы соберетесь раз-два, и на этом все. Мы действительно собрались раз, два, но все остальное не могли предсказать ни самые заядлые скептики, так и ни самые заоблачные оптимисты. Ну и еще хочу пожелать выхода на международный уровень, ведь у нас есть для этого все. Ничего, что я вылезла за рамки одного пожелания? (смеется)

— Терпимо! Ну что, тогда просто будем, раз так! И встретимся через 24 года молодые душой и, по возможности, телом. Поздравляю, Анжелика!

— Спасибо! Ну ты понял, я тебя жду! Все эти тридцать лет и на юбилей конкретно! Дай пять! (смачный хлопок)